Рецензии на фантастические книги

Однажды во френдленте мне попалась правильная фраза: «Есть такой жанр – хорошее британское кино». То есть — не шедевры, но умное, увлекательное, профессионально снятое. Культурное.

1200-страничный двухтомник Уиллис (буду условно называть его «Отбой», как он и именовался до разделения) – это хороший британский сериал, хоть и созданный в Америке. Даже скажу, какой именно сериал: «Война Фойла», где довольно слабая детективная интрига каждой серии отступала на второй план по сравнению с замечательно ярким воспроизведением быта и нравов южной Англии в 1939-45 годах. Уиллис, с ее ясным и чистым стилем, делает то же самое. Да, конечно, двухтомник стоило бы сократить по крайней мере на треть: Уиллис – не Нил Стивенсон, которого сколько ни читай, всё мало. Но, к сожалению, писатели, умеющие говорить кратко, и безжалостные, но доброжелательные редакторы, кажется, перевелись. Однако, при всех очевидных, даже вопиющих недостатках, «Отбой» – книга осмысленная и нужная.

Трое историков отправляются в 1940 год. Эйлин – служанка в аристократическом доме, куда поселили эвакуированных детей из Лондона; Полли – продавщица в универмаге на Оксфорд-стрит в Лондоне; Майк изображает американского репортера, которого послали в Дувр наблюдать эвакуацию из Дюнкерка. Все трое обнаруживают, что не могут выбраться: ни одна из точек переброски в будущее не работает, просто не открывается. Значит ли это, что с Оксфордом-2060 случилось что-то ужасное? Или они случайно изменили историю (хотя это даже теоретически невозможно) – и теперь войну выиграет Гитлер? Всё против них, все мелкие случайности – от ветрянки, которой заболели дети, до давки в метро. Будущее неясно и надежды нет.

А параллельно рассказываются истории еще трех историков: Мэри, которая в 1944 году работает водителем «скорой», Дуглас, которая 7 мая 1945 года видит в толпе на Трафальгарской площади Эйлин, и Эрнеста, который в 1944 году участвует в плане по дезинформации немцев касательно времени и места высадки союзников («операция Фортитьюд»). Понятно, что эти персонажи как-то связаны с тремя главными... а может, это они и есть? но (с точки зрения путешественников во времени) до или после Блица? (А последняя глава первого тома вообще предшествует всем прочим событиям.)

Как обычно у Уиллис, протагонистов нельзя назвать особо яркими, но компенсируется это чрезвычайно плотно выписанным фоном и второстепенными персонажами, от малолетних хулиганов Альфа и Бинни Ходбинов до знаменитого актера сэра Годфри Кингсмена, который презирает всякое «низкое искусство» (т.е. всё, что не Шекспир). Как люди ведут себя на войне — в Дюнкерке и лондонской подземке, при дефиците колготок и под ударами Фау-1, в полупристойном театральном ревю и в соборе святого Павла, рядом с надувными танками и в Бенчли-парке? Роман об этом, о повседневном героизме (читатель, конечно, не сразу понимает, что противная аристократка 1940 года и деловой майор во главе отделения «скорой» 1944-го – это одна и та же женщина, только потерявшая за эти годы мужа и сына).

Второй том «Отбоя» открывается замечательным посвящением:

«ВСЕМ водителям скорой помощи, рядовым пожарной охраны, зенитчикам, медсестрам, работникам столовых, наблюдателям за самолетами, спасателям, математикам, викариям, причетникам, продавщицам, хористкам, библиотекарям, молодым аристократкам, старым девам, рыбакам, отставным морякам, слугам, эвакуированным, шекспировским актерам и авторам детективов, КОТОРЫЕ ВЫИГРАЛИ ВОЙНУ».

Собственно, главная фантастическая посылка романа в том, что войну выиграла одна Великобритания.

«Авторы детективов» помянуты не случайно. «Миссис Маллоуэн», сиречь Агата Кристи, появляется всего в двух мелких, но важных эпизодах (на страницах романа мелькают и другие известные лица – генерал Паттон, Алан Тьюринг на велосипеде...), но «Отбой» как целое, по словам Конни Уиллис, есть не что иное как «детектив Агаты Кристи». Детали собираются в единую картину, и в конце концов, конечно же, выясняется, что герои совершенно неверно судили о причинах событий.

Собственно говоря, Эйлин, Полли, Майк – вовсе не герои. Они, в общем-то, думают только о том, как бы выбраться, не нарушив при этом ход истории. Но каждый раз оказывается, что их присутствие было необходимо: выживает девочка, больная пневмонией; выживают раненые, к которым вовремя успела «скорая»; не едет на гастроли актер – и не попадает под бомбежку.

«Пожарная охрана» была трагедией: ничего изменить нельзя, но делай что должно. «Книга Страшного суда» – теодицея: в романе о чуме 1348 года неизбежен вопрос, где же был Бог.

«Отбой тревоги»...

«Это была комедия или трагедия?» – спрашивает у Полли сэр Годфри. «Комедия, милорд», – отвечает она сквозь слезы.

Комедия в дантовском смысле: то, что начинается плохо и заканчивается хорошо. (Не говоря уж о том, что смешных эпизодов в романе тоже хватает: критик Майкл Дирда в рецензии недаром вспомнил Джерома.)

«Отбой тревоги» – это епифания. Мы действительно живем в лучшем из возможных миров, потому что за мировой историей стоит некая благая сила, направляющая ее по наименее чудовищному пути. Война будет выиграна – но только потому, что трое молодых историков и их наставник, мистер Дануорти, оказались там, где нужно, и тогда, когда нужно. Даже в хаотической системе любовь, самоотверженность и искусство чего-то да стоят.

Уиллис говорит об этой силе в самых общих терминах, как о законе природы, что дало возможность Джону Клюту отождествить ее – силу, а не Уиллис – с самой Геей. Но есть и имя – вернее, образ. Снова и снова герои романа смотрят на картину Уильяма Холмана Ханта, висящую в соборе Святого Павла (вернее, не на саму картину, надежно спрятанную, а на ее копию), и каждый раз видят в ней что-то новое. Запертую дверь в бомбоубежище. Отчаяние и решимость. Самопожертвование. Счастье.

И когда в финале сияние открывающейся «сети», готовой перенести историков в будущее, заливает собор, звучат (и тут я не мог не вспомнить финал «Человека, который был Четвергом») негромкие слова «Се, стою у двери и стучу». Это не религиозная пропаганда – это взгляд религиозного человека. «Властелин Колец», а не «Хроники Нарнии».

Мир обрел смысл. Всё ясно: all clear. Война выиграна.

Не берусь судить, был ли «Отбой тревоги» – лауреат «Хьюго», «Небьюлы» и «Локуса» – лучшим фантастическим романом 2010 года (вот прочитаю по крайней мере Кея и Макдональда, тогда и скажу). И тем более не утверждаю, что «Отбой» сильнее «Пожарной охраны».

Но какими же мелкими, какими... игрушечными выглядят в сравнении все эти ваши постсингулярности и прочие Роршахи в космосе.

2054 год, Оксфорд. Историки уже давно путешествуют в прошлое, но их экспедиции осложнены несколькими ограничениями. Во-первых, историю изменить нельзя, в принципе нельзя: физические законы таковы, что перемещение возможно только в точку, где влияние на события будет минимальным. (В новейшем романе Уиллис, "All Clear", правила игры серьезно меняются, но это уже другая история.) Во-вторых, в силу тех же законов попасть в нужную точку пространства-времени практически невозможно: неизбежен сдвиг от нескольких часов до нескольких лет. В-третьих, забрать человека из прошлого можно только в заранее условленное время в заранее условленном месте, "точке рандеву". С учетом этого — вперед!.. И вот, и.о. главы исторического факультета, воспользовавшись отсутствием начальства, отправляет в 1320 год студентку Киврин Энгл.

Оксфорд не такого уж далекого будущего получился совершенно неправдоподобным: не говорю уж о том, каков там уровень безответственности и некомпетентности (совершенно гротескный), но... для сюжета романа довольно важно полное отсутствие компьютерных баз данных (информацию можно получить только из бумажных книг) и чрезвычайно важно — то, что телефоны в 2054 году только стационарные. Вероятно, и в 1992-м, когда написана "Книга...", это читалось странно, но и в "All Clear" (2010) всё то же самое, без каких бы то ни было объяснений. Насколько достоверна Англия XIV века, судить не могу.

XXI век, согласно Конни Уиллис, пережил неокоммунистов, террористов, пандемии — и под Рождество 2054 года в Оксфорде вспыхивает эпидемия гриппа непонятной природы; первым заболевает техник, отправивший Киврин в прошлое. Что-то при переброске пошло не так, но определить, что именно, уже невозможно.

XIV век. Как выясняется только в последней четверти романа (и как сообщается в любой аннотации), Киврин оказалась вовсе не в 1320-м, а в 1348 году, в разгаре чумы. Хуже того: она переболела тем же гриппом, еле выжила и теперь совершенно не представляет, где найти "точку рандеву"; а времени у нее — всего пару недель.

Две сюжетные линии чередуются от начала и до конца: мистер Дануорти сейчас и Киврин тогда. Дануорти, который не сумел ни отговорить Киврин от путешествия, ни отменить переброску; Киврин, которая вошла в жизнь одной оксфордширской семьи и отчаянно пытается вернуться домой. Рождество тут и Рождество там (со сдвигом на восемь дней, по новому/старому стилю). Безнадежность, отчаяние и человечность.

Это могла быть очень сильная книга, чертовски сильная книга — если бы Уиллис написала повесть, а не роман; если бы на первых трехстах страницах хоть что-нибудь происходило бы, а не повторялось снова и снова.

Но потом люди начинают умирать.

Бывает трудно определить, что именно на тебя действует: сама тема или ее исполнение. Слишком велик риск. что автор просто нажимает на безотказные кнопки. Но нет, Уиллис достаточно талантлива, чтобы не пережимать. Ровный голос повествования остается ровным; потому что ничего изменить нельзя. В Оксфорде справились с гриппом — какой ценой, другой вопрос; от чумы умирают ВСЕ. Не треть населения, не половина и не девяносто процентов. ВСЕ. Ничего изменить нельзя: это чума, и она не щадит никого; это прошлое, и в нем ничего не изменить.

Уиллис, человек верующий, не может пройти мимо вечного вопроса: "А где же был Бог?" Более того, она проводит почти кощунственную (якобы кощунственную) параллель: Бог ничем не мог помочь ни зачумленным, ни даже Сыну Своему, когда Он был распят, — так же, как Дануорти ничем не может помочь Киврин.

Но отец Рох, уродливый и полуграмотный деревенский священник, — подлинный святой, — уверен в том, что Киврин — ангел Господень, посланный людям. Посланный зачем?

Ничего изменить нельзя, все обречены, — но тихое присутствие Киврин и Роха помогает людям оставаться людьми; и Киврин помогает Роху сохранить веру тогда, когда всё пытается ее обрушить.

И Дануорти приходит, чтобы забрать Киврин домой.

"Пожарная охрана" написана о том, что "однажды спасенное — спасено навсегда". "Книга Страшного суда" — о том, что остается, когда спасти нельзя никого; о любви Божеской и человеческой, которая пребывает вовеки. В финале собираются в единый узел самые разнородные мотивы романа, и один из главных — колокольный звон. Смешные американцы, приехавшие в Оксфорд по культурному обмену, даже во время эпидемии упражняются в звонарском искусстве; отец Рох звонит по каждой душе, чтобы помочь ей быстрее достичь небес, — и это бессмысленное, казалось бы, деяние повторяют Киврин и Дануорти, и тем спасаются. Потому что все мы знаем, по ком звонит колокол.

Итог: "Книга Страшного суда" слишком далека от своего "платоновского идеала", чтобы я мог безоговорочно рекомендовать ее, как рекомендую "Пожарную охрану". И всё-таки: прочитав первые две части романа, я был уверен, что на полке его не оставлю; сейчас я не сомневаюсь, что однажды — не скоро — его перечитаю.

[Постскриптум после появления отзыва FixedGrin: Большая часть его претензий кажутся мне надуманными. И уж конечно, "Эйфельхайм" Майкла Флинна, с его Научной Фантастикой, Инопланетянами и Прогрессивным Священником — куда как слабее "Книги Судного Дня", при всех ее недостатках.]